Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 18 января 2011
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Так кончилась трагедия, так фарс начался, Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
Так разбилась блажь о дверной косяк. Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
Так в призме пыльных стаканов, G C
В плеши меж пальцев-капканов G C
Лежала она. E Am
В тот вечер ее пес петлю забросил через сук,
Ведь так тошнило пса от кобелей и от сук...
Там кончилась дикая сказка
И вышла в потрепанной маске
Шальная луна.
Но год за годом, кадр за кадром, как в немом кино
Белым текстом на черном - изо рта: "все равно!"
И по клавишам пальцы - стаккато,
И вздымалась точь в точь как когда-то,
Парусом грудь.
А после пленка превратилась в жеванье и хруст,
Герои укатились в подготовленный куст,
Туда, где не надо влюбляться,
Туда, где бесплатно - овации.
И еще что-нибудь.
Танцуют все! A D
Манекен, возьмите куклу за руку\! A D
И - раз-два-три, раз-два-три, G C
Раз-два-три, раз-два-три,G C
Раз-два-три...E Am
В эфире "Добрый вечер", нас в эфире не ждут, Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
А дрожащие руки затягивают жгут...Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
Пусть снова будет кино G C
Для тех, кому уже все равно.G C
Закройте двери! E Am
Закройте двери в мой рай. Dm G C
Закройте двери!E Am
Так разбилась блажь о дверной косяк. Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
Так в призме пыльных стаканов, G C
В плеши меж пальцев-капканов G C
Лежала она. E Am
В тот вечер ее пес петлю забросил через сук,
Ведь так тошнило пса от кобелей и от сук...
Там кончилась дикая сказка
И вышла в потрепанной маске
Шальная луна.
Но год за годом, кадр за кадром, как в немом кино
Белым текстом на черном - изо рта: "все равно!"
И по клавишам пальцы - стаккато,
И вздымалась точь в точь как когда-то,
Парусом грудь.
А после пленка превратилась в жеванье и хруст,
Герои укатились в подготовленный куст,
Туда, где не надо влюбляться,
Туда, где бесплатно - овации.
И еще что-нибудь.
Танцуют все! A D
Манекен, возьмите куклу за руку\! A D
И - раз-два-три, раз-два-три, G C
Раз-два-три, раз-два-три,G C
Раз-два-три...E Am
В эфире "Добрый вечер", нас в эфире не ждут, Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
А дрожащие руки затягивают жгут...Am(A7sus4) Dm(D7sus4)
Пусть снова будет кино G C
Для тех, кому уже все равно.G C
Закройте двери! E Am
Закройте двери в мой рай. Dm G C
Закройте двери!E Am
воскресенье, 19 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Каждый - талант. Каждый - актер.
Знает, где тропка, где бездна.
Знает, что надо. Что лишнее - стер.
Только ведь знать бесполезно.
Все продают свое время, ведь так?
За деньги, за койку, за пищу.
Ищет и умница, ищет дурак.
Ищет и тот, кого ищут.
Только находят все разом - одно.
Выход. Свет в клине тоннеля.
Время продал. А купить - не дано.
Мелют Емели недели.
Время - товар? Ерунда! Ложь и вздор.
Мы - не оно - продаемся.
Мы проститутки. Оно - сутенер.
Ему в титрах - место под солнцем.
Так и живем, от клиента к клиенту,
Быстро, усердно... в рассрочку.
Ночь. Над столом тик люминисцента.
Проданы временем. Точка.
Знает, где тропка, где бездна.
Знает, что надо. Что лишнее - стер.
Только ведь знать бесполезно.
Все продают свое время, ведь так?
За деньги, за койку, за пищу.
Ищет и умница, ищет дурак.
Ищет и тот, кого ищут.
Только находят все разом - одно.
Выход. Свет в клине тоннеля.
Время продал. А купить - не дано.
Мелют Емели недели.
Время - товар? Ерунда! Ложь и вздор.
Мы - не оно - продаемся.
Мы проститутки. Оно - сутенер.
Ему в титрах - место под солнцем.
Так и живем, от клиента к клиенту,
Быстро, усердно... в рассрочку.
Ночь. Над столом тик люминисцента.
Проданы временем. Точка.
четверг, 16 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Day endless May s!
The dawn was drinking river water
Falling down from bonehead hills
`t was washing out my soul disorder
Of thoughts, and pain, and silent wills…
Deeping down in meadow flowers,
Praying for a thunderstorm,
I was touching puffy clouds,
That were soft and rather warm…
Heard the thunder`s laughing growl,
Pity, haven`t caught the phrase…
I`m no more the stolen soul!
I`m at home. Day endless May`s.
There, in world of growling engines,
I willed just to get out the maze.
I did. I died without tensions.
Nevermind. Day endless May`s!
Вечен майский день
Рассвет в речных купался водах,
Нисходящих с плеч холмов.
И даровал блаженный отдых,
От мыслей, боли, тайных снов…
Я лежал в цветах, под небом,
Да молился о грозе.
Ну а тучи – сдобным хлебом,
Прямо в руки… Весь в росе.
Слышу! Первый рокот грома,
Жаль, не разобрал о чем.
Дома. Вот теперь я дома,
Вечен!. Вечен майский гром!
В мире дыма и моторов
Я желал лишь скрыться в тень.
Скрылся. Умер. Тихо, скоро.
Бог с ним. Вечен майский день!
The dawn was drinking river water
Falling down from bonehead hills
`t was washing out my soul disorder
Of thoughts, and pain, and silent wills…
Deeping down in meadow flowers,
Praying for a thunderstorm,
I was touching puffy clouds,
That were soft and rather warm…
Heard the thunder`s laughing growl,
Pity, haven`t caught the phrase…
I`m no more the stolen soul!
I`m at home. Day endless May`s.
There, in world of growling engines,
I willed just to get out the maze.
I did. I died without tensions.
Nevermind. Day endless May`s!
Вечен майский день
Рассвет в речных купался водах,
Нисходящих с плеч холмов.
И даровал блаженный отдых,
От мыслей, боли, тайных снов…
Я лежал в цветах, под небом,
Да молился о грозе.
Ну а тучи – сдобным хлебом,
Прямо в руки… Весь в росе.
Слышу! Первый рокот грома,
Жаль, не разобрал о чем.
Дома. Вот теперь я дома,
Вечен!. Вечен майский гром!
В мире дыма и моторов
Я желал лишь скрыться в тень.
Скрылся. Умер. Тихо, скоро.
Бог с ним. Вечен майский день!
четверг, 09 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Переслушал Чижей со старой поплывшей кассеты, подаренной мне на Новый 2003 год. Чуть не разрыдался. Скажите, доктор, это лечится?
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Не пишется. Вот уже третий (четвертый?!) день.
Мама, я сдох?
Мама, я сдох?
вторник, 07 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Dm
Когда на улице темно,
Fm
На простыне лишь лунный свет,
Gm________________________C
И только тихое дыханье греет ночь.
Dm
Приходит сон как кот в окно,
Fm
И в нем ни капли были нет.
Gm__________________________C______Dm
А лишь полет с подушки мягкой в небо - прочь.
C__________________________
Там ждет тебя старинный друг,
C___________________________
Там на охоту рвется пес.
C__________________________F_____
Там поцелуй любимой девушки твоей,
A7______________________
Там славны будни и досуг,
Dm
Там улыбнутся, что б не нес...
A7______________________________Dm
Но утро рвется в твой эдем. Вставай скорей.
Вставай скорей, и кофе пей,
И на работу торопись,
Беги туда, беги сюда, эх... суета.
Но вот лежишь ты, Мистер Эй,
Скверна погода, тесна мысль,
И ты уснешь, зато пробудится мечта.
Вот на "Харлее" на закат
Ты мчишь, как Мальборо-ковбой,
И револьвер, как верный пес, прильнет к бедру.
Ты там любим, ты там богат,
И за тобою каждый бой,
Но все рассеет злой будильник поутру.
Dm
Но что за чудо - выходной,
Fm
Ты сам себе и царь и бог,
Gm__________________________C
И можно даже до полудня не вставать.
A7
Да вот ведь подлость - сон дурной,
Dm
Ты от эмоций даже взмок...
A7______________________Dm
Парадоксальное кино, а не кровать.
A7 Dm
Когда на улице темно,
Fm
На простыне лишь лунный свет,
Gm________________________C
И только тихое дыханье греет ночь.
Dm
Приходит сон как кот в окно,
Fm
И в нем ни капли были нет.
Gm__________________________C______Dm
А лишь полет с подушки мягкой в небо - прочь.
C__________________________
Там ждет тебя старинный друг,
C___________________________
Там на охоту рвется пес.
C__________________________F_____
Там поцелуй любимой девушки твоей,
A7______________________
Там славны будни и досуг,
Dm
Там улыбнутся, что б не нес...
A7______________________________Dm
Но утро рвется в твой эдем. Вставай скорей.
Вставай скорей, и кофе пей,
И на работу торопись,
Беги туда, беги сюда, эх... суета.
Но вот лежишь ты, Мистер Эй,
Скверна погода, тесна мысль,
И ты уснешь, зато пробудится мечта.
Вот на "Харлее" на закат
Ты мчишь, как Мальборо-ковбой,
И револьвер, как верный пес, прильнет к бедру.
Ты там любим, ты там богат,
И за тобою каждый бой,
Но все рассеет злой будильник поутру.
Dm
Но что за чудо - выходной,
Fm
Ты сам себе и царь и бог,
Gm__________________________C
И можно даже до полудня не вставать.
A7
Да вот ведь подлость - сон дурной,
Dm
Ты от эмоций даже взмок...
A7______________________Dm
Парадоксальное кино, а не кровать.
A7 Dm
понедельник, 06 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
С Am Dm G
И ведь бывают в мире люди , которых сложно не любить.С Am Dm G
Они приносят нам задаром то, что напрочь не забыть.С Am Dm G
Они врываются без спросy, и уходят невпопад, E Am Dm G
И носят лето под рубахой, не смотря на снегопад. С Am Dm G
И ведь встречаются же люди, которым звезды светят днем,
Которым солнце светит ночью, которым море за окном.
Они, как ветер, перелетны, они, как пламя, горячи,
И их дыхание колышет архаичный свет свечи.
И ведь гуляют по планете те, с кем солнце, как с детьми,
Те, кто красок прибавляют в муть привычной кутерьмы.
Они приносят нам улыбки и проблемы каждый миг...
За то и любят их, наивных, где бы день их не застиг.
И ведь бывают в мире люди , которых сложно не любить.С Am Dm G
Они приносят нам задаром то, что напрочь не забыть.С Am Dm G
Они врываются без спросy, и уходят невпопад, E Am Dm G
И носят лето под рубахой, не смотря на снегопад. С Am Dm G
И ведь встречаются же люди, которым звезды светят днем,
Которым солнце светит ночью, которым море за окном.
Они, как ветер, перелетны, они, как пламя, горячи,
И их дыхание колышет архаичный свет свечи.
И ведь гуляют по планете те, с кем солнце, как с детьми,
Те, кто красок прибавляют в муть привычной кутерьмы.
Они приносят нам улыбки и проблемы каждый миг...
За то и любят их, наивных, где бы день их не застиг.
суббота, 04 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
На пороге, припав на левую ногу, стоял худенький мальчишка, которому
природа отвела едва ли больше тринадцати годков. Его узкое, вытянутое
лицо обрамляли мокрые, слипшиеся волосы, но даже под таким слоем грязи,
кое-где пробивались яркие рыжие прядки, цветом подобные прекрасным Айни.
Приблудыш шатался под порывами сильного ветра, левая щиколотка была
перемотана разлезшейся тряпицей, на которой виднелось свежее сочащееся
пятно, но вопреки своему изможденному виду, в глазах юноши танцевали
злые сестры рыжеволосых огневушек, полные ненависти и упрямой решимости.
Пронзительно зеленые глаза бесстрашно смотрели прямо на воина, бросая
ему вызов, мол, “что, Двадцать Первый, выгонишь оборванца на лютую
погибель? Оставишь бездомного на ночь, зверям на растерзание? Давай,
Ворон, большего страху уже не прибавишь!”
Гаххар выдохнул. Не такого гостя ожидал он увидеть в эту ночь. Не
измученного долгой дорогой мальца. Кого-то постарше. И позубастее.
Он кивнул мальчишке, мол, проходи, не тратя на то драгоценных слов.
Мальчик, бережно ступая на левую, проковылял внутрь и упал у очага
совсем обессиленным.
Вран промыл и перевязал рану (это был след вскользь нанесенного удара
копьем. Точнее даже не удара. Такой след остается если тебя копьем
останавливают и ты о него просто-напросто с размаху спотыкаешься). Когда
промокшая насквозь одежда уже сохла подле очага, а мальчишка сидел, по
уши укутавшись в шерстяной, с меховым воротом, плащ и глядел, как в
добротно растопленном очажке побулькивал и издавал дивные ароматы лесных
трав котелок, Воин все-таки заговорил. Голос и правда был схожий с
птичьим клекотом:
- Ты не похож на того, кто забрел случайно. Откуда ты обо мне узнал и
как ты меня нашел? – заново забитая трубка немного горчила, прося об
уходе за ее тонким нутром, но все же была сносна. Дым клубами поднимался
к своду хижки, расплываясь по балкам, по дымоходу очага, по озерному
тростнику крыши. Теперь старый знал, что никто не придет. Смерть не
ходит в гости к Воину и кому-то еще. Смерть приходит в одиночестве и к
одиночеству, в образе дикого зверя, что на пороге оборачивается
прекрасной девой и стелет постель. Последняя невеста так и не пришла к
Последнему Воину в эту ночь.
- Мне был сон. – хрипловато ответил мальчик. Он очень старался
держаться, хотя ему и сидеть-то было неловко – знай качало из стороны в
сторону. – Когда я бежал из-под стражи… Я был приговорен к смертной, за
сопротивление войскам Дома Семи Порядков. И убийство. Меня хотели
остановить, но я, даже раненый, затерялся в городе и покинул его через
сточные каналы. Так вот, когда я оторвался от погони, перемотал рану и
позволил себе на пару часов уснуть в Гроте, мне был сон. Будто я –
маленький лис, припадая на лапу, бегу через этот твой лес. Дальше –
вообще ерунда какая-то. Вороново гнездо, я лезу по дереву, оставаясь,
кстати, лисом. А потом просыпаюсь – и сразу за нож – стоит передо мной
девочка. Вся из себя прозрачная, волосы – пепел и серебро. И голос,
голос – что твой ручей. “Иди, мол, Лисенок, куда тебе сон указал. Найди
моего учителя, привет ему передай. Может и тебе чего от него
снадобится”. Так сказала – и исчезла. Будто и не было.
- В Гроте, говоришь… А вестимо ли тебе, что ты чудом выжил. Грот – не
место для людей. Там любой человек – незваный гость. Благодари тех, в
кого ты веришь, что сейчас сидишь у моего очага и греешься, а не вместе с
Жаворонком бледной тенью бродишь меж кристаллами льда. Ну да ладно,
Лисья твоя голова… - Воин в кои-то веки улыбнулся. И тут же понял, что
не делал этого с тех пор, как его мир рассыпался. Улыбнулся Ворон лишь
на миг, чтоб после, подозрительно прищурившись, посмотреть на
мальчишку. – И на что, говоришь старый Ворон тебе снадобится?
Мальчишку как молнией в темя жахнуло. Он выпрямился, сидя на коленях,
глядя в черные Вороновы глаза, вдохнул, набираясь уверенности, и
выпалил:
- Или научи меня тому, что знаешь, или… или… или убей! – Он рухнул на
пол, лбом в тыльные стороны ладоней, как того требовал обычай.
Последний раз старый Ворон так кашлял только когда выкарабкался из
соленой воды со свежим уродливым рубцом на шее. Тогда казалось, что
нутро, нахватавшись ледяной воды, сотрясаясь, норовит вырваться наружу,
вместе со сдавленным воздухом, водой и жизнью. Вот и сейчас кашель
взрывал и резал грудь Воина. Страшный кашель. Недобрый. Только отвары да
Песня держали старого среди живых. Ворон глянул на ладонь – красная
лужица, с прожилками.
- Скверно…
Ворон давно зарекся передавать знания Трех Великих Учителей кому-либо из
смертных. Но мальчик произнес Формулу. И обычай велел выполнить его
волю. Одну или другую. Убивать мальчика, проделавшего такой нелегкий
путь ради того, о чем даже не догадывается? Или принять в ученики
неспокойного, норовистого и запятнавшего карму неизвестно-чьей кровью?
Но хуже всего было нарушить Древний Закон, запрещающий прогнать наглеца
прочь.
- Я хочу знать: кого… ты убил? – Накативший приступ кашля стальной рукавицей держал за горло.
- Сборщика податей и двоих его охранников. – Мальчишка не поднимался и
не поднимал головы, ожидая приговора. – Когда они бесчинствовали с моей
матерью и сестрами. Отец погиб еще до Восстания. Я был единственным
мужчиной в доме. Сестер и мать тихо повесили, дом сожгли, а меня
схватили и собирались было казнить привселюдно. Но я бежал. Ты примешь
труса в ученики?
Лезвие меча медленно зашелестело о ножны. Зеркальный клинок бросил
отсвет на рыжую макушку храброго “труса”. Мальчик затаил дыхание.
“Вот сейчас. Он аккуратно перерубит мне позвоночник, и я мгновенно
умру. Будет не больно, и я увижу Отца, Мать, сестричек… прощай, Лисья
шкура…” – он даже зажмурился. Холодное острие коснулось шеи, как
поцеловало, и медленно отошло на две пяди вспять.
- Поклянись на мече, которому ты должен одну смерть, что пойдешь той же
дорогой, что и учитель, покуда ты его ученик. – Голос, казалось, исходил
из меча, а не из гортани Воина, таким металлическим и холодным он был.
- К-клянусь… - Выдавил мальчик. И заплакал. Ревел, как дите малое. Ему
было жутко стыдно за это перед Вороном, и оттого плакать хотелось не
меньше. Так всегда. Когда впервые убивал – не плакал, когда схватили –
рычал и кусался, как звереныш, но не плакал. Когда бежал – тоже злился,
как шершень, но – ни-ни. А сейчас…
- Ну поплачь, поплачь, Рыжий. – вздохнул Ворон и закрыл глаза.
Он снова переступил через свои обеты. Мальчишка такой же бездомный.
Такой же ничей. По морщинистой щеке скользнула бисеринка. Крыша что ли
течь дала?
В камине танцевали рыжеволосые Айни, перешептываясь, хихикая, глядя на
плачущего человеческого брата, так похожего на сына Огненного Лиса из
“Сказаний о человечьих корнях”. Плакала рыжая осень, плакал рыжий
Лисенок. Смеялись рыжие Айни. Им было не до слез. Всегда не до слез.
природа отвела едва ли больше тринадцати годков. Его узкое, вытянутое
лицо обрамляли мокрые, слипшиеся волосы, но даже под таким слоем грязи,
кое-где пробивались яркие рыжие прядки, цветом подобные прекрасным Айни.
Приблудыш шатался под порывами сильного ветра, левая щиколотка была
перемотана разлезшейся тряпицей, на которой виднелось свежее сочащееся
пятно, но вопреки своему изможденному виду, в глазах юноши танцевали
злые сестры рыжеволосых огневушек, полные ненависти и упрямой решимости.
Пронзительно зеленые глаза бесстрашно смотрели прямо на воина, бросая
ему вызов, мол, “что, Двадцать Первый, выгонишь оборванца на лютую
погибель? Оставишь бездомного на ночь, зверям на растерзание? Давай,
Ворон, большего страху уже не прибавишь!”
Гаххар выдохнул. Не такого гостя ожидал он увидеть в эту ночь. Не
измученного долгой дорогой мальца. Кого-то постарше. И позубастее.
Он кивнул мальчишке, мол, проходи, не тратя на то драгоценных слов.
Мальчик, бережно ступая на левую, проковылял внутрь и упал у очага
совсем обессиленным.
Вран промыл и перевязал рану (это был след вскользь нанесенного удара
копьем. Точнее даже не удара. Такой след остается если тебя копьем
останавливают и ты о него просто-напросто с размаху спотыкаешься). Когда
промокшая насквозь одежда уже сохла подле очага, а мальчишка сидел, по
уши укутавшись в шерстяной, с меховым воротом, плащ и глядел, как в
добротно растопленном очажке побулькивал и издавал дивные ароматы лесных
трав котелок, Воин все-таки заговорил. Голос и правда был схожий с
птичьим клекотом:
- Ты не похож на того, кто забрел случайно. Откуда ты обо мне узнал и
как ты меня нашел? – заново забитая трубка немного горчила, прося об
уходе за ее тонким нутром, но все же была сносна. Дым клубами поднимался
к своду хижки, расплываясь по балкам, по дымоходу очага, по озерному
тростнику крыши. Теперь старый знал, что никто не придет. Смерть не
ходит в гости к Воину и кому-то еще. Смерть приходит в одиночестве и к
одиночеству, в образе дикого зверя, что на пороге оборачивается
прекрасной девой и стелет постель. Последняя невеста так и не пришла к
Последнему Воину в эту ночь.
- Мне был сон. – хрипловато ответил мальчик. Он очень старался
держаться, хотя ему и сидеть-то было неловко – знай качало из стороны в
сторону. – Когда я бежал из-под стражи… Я был приговорен к смертной, за
сопротивление войскам Дома Семи Порядков. И убийство. Меня хотели
остановить, но я, даже раненый, затерялся в городе и покинул его через
сточные каналы. Так вот, когда я оторвался от погони, перемотал рану и
позволил себе на пару часов уснуть в Гроте, мне был сон. Будто я –
маленький лис, припадая на лапу, бегу через этот твой лес. Дальше –
вообще ерунда какая-то. Вороново гнездо, я лезу по дереву, оставаясь,
кстати, лисом. А потом просыпаюсь – и сразу за нож – стоит передо мной
девочка. Вся из себя прозрачная, волосы – пепел и серебро. И голос,
голос – что твой ручей. “Иди, мол, Лисенок, куда тебе сон указал. Найди
моего учителя, привет ему передай. Может и тебе чего от него
снадобится”. Так сказала – и исчезла. Будто и не было.
- В Гроте, говоришь… А вестимо ли тебе, что ты чудом выжил. Грот – не
место для людей. Там любой человек – незваный гость. Благодари тех, в
кого ты веришь, что сейчас сидишь у моего очага и греешься, а не вместе с
Жаворонком бледной тенью бродишь меж кристаллами льда. Ну да ладно,
Лисья твоя голова… - Воин в кои-то веки улыбнулся. И тут же понял, что
не делал этого с тех пор, как его мир рассыпался. Улыбнулся Ворон лишь
на миг, чтоб после, подозрительно прищурившись, посмотреть на
мальчишку. – И на что, говоришь старый Ворон тебе снадобится?
Мальчишку как молнией в темя жахнуло. Он выпрямился, сидя на коленях,
глядя в черные Вороновы глаза, вдохнул, набираясь уверенности, и
выпалил:
- Или научи меня тому, что знаешь, или… или… или убей! – Он рухнул на
пол, лбом в тыльные стороны ладоней, как того требовал обычай.
Последний раз старый Ворон так кашлял только когда выкарабкался из
соленой воды со свежим уродливым рубцом на шее. Тогда казалось, что
нутро, нахватавшись ледяной воды, сотрясаясь, норовит вырваться наружу,
вместе со сдавленным воздухом, водой и жизнью. Вот и сейчас кашель
взрывал и резал грудь Воина. Страшный кашель. Недобрый. Только отвары да
Песня держали старого среди живых. Ворон глянул на ладонь – красная
лужица, с прожилками.
- Скверно…
Ворон давно зарекся передавать знания Трех Великих Учителей кому-либо из
смертных. Но мальчик произнес Формулу. И обычай велел выполнить его
волю. Одну или другую. Убивать мальчика, проделавшего такой нелегкий
путь ради того, о чем даже не догадывается? Или принять в ученики
неспокойного, норовистого и запятнавшего карму неизвестно-чьей кровью?
Но хуже всего было нарушить Древний Закон, запрещающий прогнать наглеца
прочь.
- Я хочу знать: кого… ты убил? – Накативший приступ кашля стальной рукавицей держал за горло.
- Сборщика податей и двоих его охранников. – Мальчишка не поднимался и
не поднимал головы, ожидая приговора. – Когда они бесчинствовали с моей
матерью и сестрами. Отец погиб еще до Восстания. Я был единственным
мужчиной в доме. Сестер и мать тихо повесили, дом сожгли, а меня
схватили и собирались было казнить привселюдно. Но я бежал. Ты примешь
труса в ученики?
Лезвие меча медленно зашелестело о ножны. Зеркальный клинок бросил
отсвет на рыжую макушку храброго “труса”. Мальчик затаил дыхание.
“Вот сейчас. Он аккуратно перерубит мне позвоночник, и я мгновенно
умру. Будет не больно, и я увижу Отца, Мать, сестричек… прощай, Лисья
шкура…” – он даже зажмурился. Холодное острие коснулось шеи, как
поцеловало, и медленно отошло на две пяди вспять.
- Поклянись на мече, которому ты должен одну смерть, что пойдешь той же
дорогой, что и учитель, покуда ты его ученик. – Голос, казалось, исходил
из меча, а не из гортани Воина, таким металлическим и холодным он был.
- К-клянусь… - Выдавил мальчик. И заплакал. Ревел, как дите малое. Ему
было жутко стыдно за это перед Вороном, и оттого плакать хотелось не
меньше. Так всегда. Когда впервые убивал – не плакал, когда схватили –
рычал и кусался, как звереныш, но не плакал. Когда бежал – тоже злился,
как шершень, но – ни-ни. А сейчас…
- Ну поплачь, поплачь, Рыжий. – вздохнул Ворон и закрыл глаза.
Он снова переступил через свои обеты. Мальчишка такой же бездомный.
Такой же ничей. По морщинистой щеке скользнула бисеринка. Крыша что ли
течь дала?
В камине танцевали рыжеволосые Айни, перешептываясь, хихикая, глядя на
плачущего человеческого брата, так похожего на сына Огненного Лиса из
“Сказаний о человечьих корнях”. Плакала рыжая осень, плакал рыжий
Лисенок. Смеялись рыжие Айни. Им было не до слез. Всегда не до слез.
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
четверг, 02 декабря 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Простая вишневая трубка. Тихий шепот втягиваемого дыма. Янтарный отсвет на миг очертил почти беззвучно разомкнувшиеся жесткие губы. Мужчина тихо вдохнул, позволив душистому дыму наполнить легкие, чтобы, спустя несколько секунд, так же бесшумно вылететь под свод скромной охотничьей хибарки.
Если бы кроме трубки и парочки дотлевающих в печи угольков в хижине был хоть один нормальный источник света, он бы непременно выдал бы в мужчине воина. Осанка, умиротворенный взгляд смоляных озер – глаз, движения рук. Впрочем, почти безукоризненная тишина, уже о чем-то говорила. Безусловно, это был воин. Точнее, Воин. Из Тех, Двадцати Одного.
В хлипкую дверь настойчиво скреблась дождевица-осень, и даже имея воинскую терпимость к тяготам и лишениям Службы, мужчина все же поежился и подкормил очажок парочкой головешек. Угли радостно встретили деревянных гостей, закатив янтарно-золотистый пир с прелестными Айни, Огненными танцовщицами.
Всегда смелые, Айни глянули золотыми глазенками на Воина, приветливо поклонились, не разрывая гармонии движений Танца Огня. Вот уж их-то взгляды успели уловить и черные, без единой лески седины, пряди волос, и тонкие черты украшенного ранними морщинами лица, и немного смешной крючковатый нос, и черный шарф, аспидом обвившийся вокруг шеи Двадцать Первого.
То ли за фантастический нос, более напоминающий птичий клюв, то ли за неимоверную черноту глаз и волос, то ли за голос, что походил на мерный клекот, то ли за все вместе, а именовали Воина Вороном. То есть не просто “вороном”, а “враном сидящем на гранитном, корни которого в недрах морских, шпиле, ветром и волнами попираемом”. На Новом языке его имя действительно звучало диковато и чрезмерно громоздко. Древняя речь – наоборот, подарила Ворону краткое имя – Гаххар, в коем были и мерный клекот, и рев волн, и свист ветра, и даже шорох осыпающихся с камня кристалликов морской соли.
“Двадцать-Один. Двадцать Первый. Последний”, одними губами, даже не шепотом подытожил мысли Гаххар и поклонился Веселым Айни в ответ.
Когда-то, когда их действительно было трижды семь, у него было все. Дом, семеро учеников, младший из которых – его родной сын, Вороненок, перышко от перышка. Была могучая империя, под главенствованием Наместника Богов, Солнцеликого Сина-Святоши. И неоспоримая вера в будущее. Но все это в один… нет, отнюдь не прекрасный, день снесло огненным смерчем Восстания. В тот день на землю пришли Семь Демонов, и, поведя за собой стотысячную армию, вмиг преступившую все клятвы и присяги перед Солнцеликим, разрушили все. Пали Двадцать Воинов. Как не было их. Унесли за собой несколько тысяч жизней и их души ушли к Богам в пиру доблестного сражения.
Иногда Двадцать Первому казалось, что в тот день погиб и он сам, рухнул в бездну, вместе с его безупречным миром и светлым будущим. Смутные времена пришли в Империю, Семь Демонов правили бал.
“Змея. Змея о шести хвостах. Седьмой же – голова, но кто? Отсеки этому безумному гаду хвост и на его месте, спустя дни, отрастет два новых. Рубить же нужно голову. Голова – одна. Один? Кто?” – Веселые Айнэ поклонились на прощание и остановили свой безумный Танец. И снова тихий шепот втягиваемого дыма. Янтарный отсвет лишь на миг очертил почти беззвучно разомкнувшиеся жесткие губы. Мужчина тихо вдохнул, позволив душистому дыму наполнить легкие, чтобы, спустя несколько секунд, так же бесшумно вылететь под свод скромной охотничьей хибарки.
В хлипкую дверь настойчиво скреблась дождевица-осень. Чересчур громко и чересчур настойчиво, как для плаксивой женщины. Или?
Гаххар беззвучно встал, через секунду он был уже у порога, держа ледонь на рукояти меча. В дверь действильно кто-то скребся? Или старый Ворон совсем ополоумел от горя? Засов хрипло хохотнул, сдвигаясь с насиженного было места. В непроглядной темени дождливой ночи, пожалуй, только зверь разглядел бы силуэт гостя. Только зверь, или Последний…
Если бы кроме трубки и парочки дотлевающих в печи угольков в хижине был хоть один нормальный источник света, он бы непременно выдал бы в мужчине воина. Осанка, умиротворенный взгляд смоляных озер – глаз, движения рук. Впрочем, почти безукоризненная тишина, уже о чем-то говорила. Безусловно, это был воин. Точнее, Воин. Из Тех, Двадцати Одного.
В хлипкую дверь настойчиво скреблась дождевица-осень, и даже имея воинскую терпимость к тяготам и лишениям Службы, мужчина все же поежился и подкормил очажок парочкой головешек. Угли радостно встретили деревянных гостей, закатив янтарно-золотистый пир с прелестными Айни, Огненными танцовщицами.
Всегда смелые, Айни глянули золотыми глазенками на Воина, приветливо поклонились, не разрывая гармонии движений Танца Огня. Вот уж их-то взгляды успели уловить и черные, без единой лески седины, пряди волос, и тонкие черты украшенного ранними морщинами лица, и немного смешной крючковатый нос, и черный шарф, аспидом обвившийся вокруг шеи Двадцать Первого.
То ли за фантастический нос, более напоминающий птичий клюв, то ли за неимоверную черноту глаз и волос, то ли за голос, что походил на мерный клекот, то ли за все вместе, а именовали Воина Вороном. То есть не просто “вороном”, а “враном сидящем на гранитном, корни которого в недрах морских, шпиле, ветром и волнами попираемом”. На Новом языке его имя действительно звучало диковато и чрезмерно громоздко. Древняя речь – наоборот, подарила Ворону краткое имя – Гаххар, в коем были и мерный клекот, и рев волн, и свист ветра, и даже шорох осыпающихся с камня кристалликов морской соли.
“Двадцать-Один. Двадцать Первый. Последний”, одними губами, даже не шепотом подытожил мысли Гаххар и поклонился Веселым Айни в ответ.
Когда-то, когда их действительно было трижды семь, у него было все. Дом, семеро учеников, младший из которых – его родной сын, Вороненок, перышко от перышка. Была могучая империя, под главенствованием Наместника Богов, Солнцеликого Сина-Святоши. И неоспоримая вера в будущее. Но все это в один… нет, отнюдь не прекрасный, день снесло огненным смерчем Восстания. В тот день на землю пришли Семь Демонов, и, поведя за собой стотысячную армию, вмиг преступившую все клятвы и присяги перед Солнцеликим, разрушили все. Пали Двадцать Воинов. Как не было их. Унесли за собой несколько тысяч жизней и их души ушли к Богам в пиру доблестного сражения.
Иногда Двадцать Первому казалось, что в тот день погиб и он сам, рухнул в бездну, вместе с его безупречным миром и светлым будущим. Смутные времена пришли в Империю, Семь Демонов правили бал.
“Змея. Змея о шести хвостах. Седьмой же – голова, но кто? Отсеки этому безумному гаду хвост и на его месте, спустя дни, отрастет два новых. Рубить же нужно голову. Голова – одна. Один? Кто?” – Веселые Айнэ поклонились на прощание и остановили свой безумный Танец. И снова тихий шепот втягиваемого дыма. Янтарный отсвет лишь на миг очертил почти беззвучно разомкнувшиеся жесткие губы. Мужчина тихо вдохнул, позволив душистому дыму наполнить легкие, чтобы, спустя несколько секунд, так же бесшумно вылететь под свод скромной охотничьей хибарки.
В хлипкую дверь настойчиво скреблась дождевица-осень. Чересчур громко и чересчур настойчиво, как для плаксивой женщины. Или?
Гаххар беззвучно встал, через секунду он был уже у порога, держа ледонь на рукояти меча. В дверь действильно кто-то скребся? Или старый Ворон совсем ополоумел от горя? Засов хрипло хохотнул, сдвигаясь с насиженного было места. В непроглядной темени дождливой ночи, пожалуй, только зверь разглядел бы силуэт гостя. Только зверь, или Последний…
вторник, 30 ноября 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Оскома слякоти, затем сцепились челюсти мороза.
На ледяные оттиски зубов - белесый порох.
Поверх - прах зеленых тополиных мечт.
В груди звонок засел, зараза, как заноза,
В ушах шаги чеканит пульс, а в горле - шорох.
А где-то там, сквозь снежную картечь
На волю рвешься ты.
Неумолимо радостна,
Беспечна до предела. Жива, как ранний я.
В окно стучится ветер, рукой колючей
Треплет глоданную ветки кость. Да, не до сна,
И на привале не до сна, и лишь листов марание.
Халаты белые, все причитают: "Редкий, редкий случай..."
На ледяные оттиски зубов - белесый порох.
Поверх - прах зеленых тополиных мечт.
В груди звонок засел, зараза, как заноза,
В ушах шаги чеканит пульс, а в горле - шорох.
А где-то там, сквозь снежную картечь
На волю рвешься ты.
Неумолимо радостна,
Беспечна до предела. Жива, как ранний я.
В окно стучится ветер, рукой колючей
Треплет глоданную ветки кость. Да, не до сна,
И на привале не до сна, и лишь листов марание.
Халаты белые, все причитают: "Редкий, редкий случай..."
понедельник, 29 ноября 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
пятница, 26 ноября 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
24.11.2010 в 23:27
Пишет Дейт:Девочка отрезала уши, ломала ноги и пела всё, что знала наперечёт.
Девочка с головой не дружит, в церкви не служит и беды оплакивает наперёд.
Она бы ходила по кухне в белом и в фартуке красном пекла блины,
Она бы смеялась, а в комнате синей, оглушая соседей, орали сплины.
Её бы молитвами теплилась осень, вставали в больницах, кто не могли,
На смерть шли солдаты, за родину с флагом и наступали счастливые дни.
Но всё то пустое, ведь дома три дня уж, нет света, воды и огарка свечи.
И девочки нет, не поверите даже. Её там и не было, честно... Почти.
URL записиДевочка с головой не дружит, в церкви не служит и беды оплакивает наперёд.
Она бы ходила по кухне в белом и в фартуке красном пекла блины,
Она бы смеялась, а в комнате синей, оглушая соседей, орали сплины.
Её бы молитвами теплилась осень, вставали в больницах, кто не могли,
На смерть шли солдаты, за родину с флагом и наступали счастливые дни.
Но всё то пустое, ведь дома три дня уж, нет света, воды и огарка свечи.
И девочки нет, не поверите даже. Её там и не было, честно... Почти.
воскресенье, 21 ноября 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Постричь усы, подравнять бакенбарды, побрить подбородок...
Медведь 1лвл ===> Бритый медведь 2го лвл.
Медведь 1лвл ===> Бритый медведь 2го лвл.
суббота, 20 ноября 2010
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...(с)Г.О.
- Дорогая, тебя никогда не посещала мысль, что ты - ошалевшая от скуки
шлюха? - Виль щелкнул зажигалкой и запыхтел старой вишневой трубочкой,
суть - раритетом в эпоху оптоволокна и электронной сигареты. Странное
создание, которое было названо "дорогой" молчало. Он/она/оно редко ТАК
молчало, только когда с ним/ней говорил этот самый наираспроклятейший
ублюдок Виль.
- ...
- Молчишь. И тогда, перед Ним, молчала. И два года спустя - перед
Вторым, Третьим, Четвертым, Пятой... Мне продолжать список? Покури. -
разрешил хозяин вишневой трубки, глядя на нервно дрожащие руки
"дорогой".
- ...
- Иногда мне кажется, - сейчас этот хрипловатый мужской голос прозвучал с
диаметрально противоположной стороны комнаты,- что я и есть твоя
совесть. Прекрати. Дай мне покоя. Зачем я опять здесь. Нравится
мастурбировать, глядя в экран, где глазеет и мастурбирует другой
засранец - на-здо-ро-вье-цо! Нравится трахаться со своей девушкой на
глазах у кого-то третьего - и да поможет тебе и это от простуды! Я здесь
причем, м?
- ...
- Впрочем, - Виль засопел явно подзабившейся трубкой,- У меня табак кончается, а значит и твой сон, Немая. Прекращай с этим.
-...
В комнате никого не было. Томно мерцала лампочка монитора. Немая
пошевелила мышиным курсором, и ее радостно встретил поток Счастья, Любви
и Признания. Фотонный такой, красивый.
Как нарисованный.